Искрящиеся зеленые глаза, обрамленные золотыми ресницами, не отрываясь смотрели на Маскарона. Габриель с нетерпением ждала ответа.
Платье было сшито из белого газа; корсаж украшала сложная вышивка золотой гладью. Низкий квадратный вырез подчеркивал форму молодой груди. Грива белокурых волос была укрощена, заплетенные в косы локоны послушно лежали на макушке. Кожа девушки, учитывая светлые волосы, должна была быть белой, словно алебастр. Однако на щеках Габриель горел здоровый румянец, а кожа были золотистой, словно спелое зерно. «Маленькая шалунья опять взялась за старое, – подумал Маскарон, – она снова загорает голышом».
Антуан поднялся и развел руки девушки в стороны.
– Ты выглядишь как принцесса, – успокоил он Габриель и с удовольствием увидел, как мрачное выражение лица его внучки сменилось лучезарной улыбкой.
– Габриель, – сказал Маскарон, внезапно становясь серьезным, – я решил, что ты поедешь со мной в Париж.
– Но я не готова ехать в Париж, – запротестовала внучка – Ты обещал, что я могу побыть здесь, пока не привыкну носить женскую одежду… и… все такое, – добавила Габриель, беспомощно пожав плечами. – Миссис Блэкмор с нами только месяц. Мне нужно больше времени. Пожалуйста, Антуан!
– От миссис Блэкмор никакого толка. Ошибкой было думать, что она сможет с тобой справиться. Я собираюсь уволить ее.
Правда заключалась в том, что миссис Блэкмор интересовалась только одной особой женского пола – собой. Маскарон познакомился с ней в Париже, на одном из прославленных вечеров мадам Рекамье. Его сразу же расположила манера миссис Блэкмор вести беседу и ее чувство стиля. Именно этого, по мнению Маскарона, не доставало Габриель. К сожалению, хотя молодая нуждающаяся вдова с готовностью приняла предложение Антуана поступить к нему на работу, она не обнаружила ни желания, ни умения передавать свои знания об одежде, о манерах и о светской беседе Габриель. Маскарон досадовал на англичанку. Не прошло и дня с его возвращения, как он понял, что Габриель беззаботно вела прежний образ жизни, несмотря на присутствие миссис Блэкмор.
Габриель поежилась под проницательным взглядом дедушки.
– Я уже лучше говорю по-английски, – неуверенно пролепетала она. – Еще месяц-два…
– Нет!
На какое-то мгновение девушка засомневалась, не выдал ли ее англичанин, не рассказал ли об их встрече в Андели. Но она почти сразу отбросила эту мысль. Когда утром Габриель спускалась по лестнице, она не знала, чего ожидать. Но из того, как улыбался дедушка, гордо представляя ее джентльменам, входившим в состав делегаций, явственно следовало, что англичанин ничего не сказал. Иначе Маскарон вел бы себя совсем по-другому. Что касается Голиафа, Габриель знала, что может рассчитывать на его молчание. Он служил ей, а не Маскарону. А вот молчание англичанина удивило ее.
Габриель прикусила губу.
– Антуан… – умоляюще начала девушка.
– Неужели тебе так сложно называть меня grandpere? – капризно спросил Маскарон.
– Прости, – сказала Габриель, – но иногда я забываю, что можно уже не притворяться.
Они оба помнили, почему им долгие годы приходилось скрывать свое родство. Маскарону становилось тошно от одной мысли, что неведомый враг, преследующий его, решит отомстить и Габриель, если узнает о ее существовании. Именно по этой причине его внучка одевалась как мальчик. «И если принять во внимание условия нашей суровой, нелегкой жизни, – думал Маскарон, – такая маскировка многое упрощала».
– Не знаю, было ли мое решение правильным, – произнес Антуан и коснулся рукой щеки девушки. – Ты была многого лишена. Я обещаю наверстать упущенное, Габи.
Габриель сразу поняла, что имеет в виду дедушка.
– Ролло считает, что все это было отличным приключением, – сказала девушка, пытаясь развеять грустные мысли.
Маскарон улыбнулся.
– А ты? – спросил он.
– Мы выжили, не так ли? Разве не это главное?
– Возможно.
– Возможно? – повторила Габриель, подняв брови.
– Я имею в виду, Габи, что, возможно, я все должен был сделать по-другому.
– Как, например?
Маскарон скрестил руки на груди и посмотрел на внучку полушутя, полусерьезно.
– Во-первых, – произнес он, – если бы я знал, насколько трудно будет разлучить тебя со штанами и отучить от бранных словечек, я совсем не уверен, что разрешил бы тебе переодеваться мальчиком.
– Да ну? – сказала Габриель, надув губы, – и тогда, насколько я понимаю, я носилась бы верхом на лошади по всей Франции в юбках и фижмах?
– В этом что-то есть, – согласился Маскарон, с удовольствием заметив присущий только женщинам жест Габриель.
Девушка опустила ресницы. Когда она снова посмотрела на дедушку, ее зеленые глаза были немного затуманены.
– Я не опозорю тебя, – тихо сказала она. – Если я научилась действовать и думать как мальчик, мне, конечно, не так уж сложно будет научиться вести себя как девушка.
– Ты и есть девушка, причем очень красивая. Тебе нужно лишь немного времени. Несколько месяцев в Париже, и ты станешь настоящей леди, какой тебе суждено быть с рождения.
Габриель молчала.
– Габриель, разве ты не хочешь быть леди?
Габриель уже приготовилась сказать слово поп, но передумала. Она немного прошлась по комнате.
– Они все надо мной смеются, – произнесла девушка, через плечо взглянув на дедушку.
– Кто над тобой смеется?
Габриель думала об англичанине.
– Все! – пожала она плечами. – Ну и пусть смеются. Мне все равно.