Алый ангел - Страница 50

– Что произошло с его мачехой и сестрой? – спросили она.

– Этого никто не знает.

Бетси передвигалась по комнате, складывая влажные полотенца и вещи Габриель.

– Герцог отправился во Францию в девяносто втором году, чтобы привезти мачеху и сестру домой, но их убили в тюрьме. Он выжил. Когда он вернулся в Данраден, я одна узнала его. Господин не улыбался, не смеялся, никогда не терял хладнокровия. Он снова стал таким, каким был в детстве.

Габриель задумчиво впитывала каждое слово Бетси.

– А каким он был в детстве? – спросила девушка.

– Одиноким.

И медленно, сбивчиво Бетси стала рассказывать о детстве Кэма.

Картина, которую нарисовала служанка, тронула сердце Габриель. Девушка думала не об англичанине. Она думала о маленьком мальчике, который остался без матери и, пытаясь смириться с частыми отъездами отца и длинной чередой сменявших друг друга гувернанток, ушел в себя. По сравнению с детством Кэма ее первые годы жизни с любящими родителями показались Габриель раем.

– Каким жестоким, бесчувственным человеком, должно быть, был его отец! – в какой-то момент, не удержавшись, воскликнула Габриель.

– Он не был жестоким, – возразила Бетси, – по крайней мере, сознательно. И когда он женился во второй раз, все изменилось.

Минуту спустя Габриель уже смеялась, когда Бетси рассказывала о подарке, с помощью которого мачеха растопила лед в сердце мальчика.

– Обезьянка! – воскликнула девушка.

– Ага, – ответила Бетси, – обезьянка, ни больше, ни меньше. И, скажу тебе, эта зверюшка была чертовски похожа на человека. И такая же испорченная. – Глаза Бетси загорелись при воспоминании о ней. – Обезьянку звали Люцифер, и это имя вполне соответствовало повадкам животного. Люцифер водил Кэма за нос. Мальчик попадал с этой дьявольской обезьянкой из одной переделки в другую.

– Разве это хорошо? – улыбаясь, спросила Габриель.

– О да, – ответила Бетси. – Мальчишки должны быть мальчишками, а не образцами добродетели.

– Почему-то я могу представить себе герцога только очень правильным, даже в детстве. – Габриель подумала о том, как легко было спровоцировать Кэма бранными словами и несоблюдением приличий.

Бетси вздохнула.

– Да, – с грустью согласилась женщина. – Когда он потерял во Франции мачеху и сестру, стало казаться, что счастливых лет, прожитых с ними, и вовсе не было.

– Конечно, – сказала Габриель, озаренная догадкой. – А как могло быть иначе? Он снова потерял людей, которые что-то для него значили.

Девушка могла только догадываться, через что пришлось пройти англичанину. Ведь, хотя Габриель прекрасно помнила смерть своих родителей, пустоту в ее сердце заполнили Маскарон и Голиаф.

– Ты очень любишь его, не так ли? – рассеянно спросила Габриель.

Она гадала, каким мог бы стать англичанин, если бы его жизнь сложилась иначе.

– «Любишь» не совсем подходящее слово, – сухо сказала Бетси. – Я желаю ему счастья, вот и все. – Женщина задумчиво посмотрела на Габриель. – Она была твоей тетей, ведь так? Мачеха господина. У тебя такая же фамилия.

Габриель занялась своей прической. Усердно избегая проницательного взгляда Бетси, девушка ответила:

– Да, у меня такая же фамилия. Но я не знала ее.

Габриель стыдно было обманывать человека, от которого она видела только добро, но англичанин предупредил, что если она хотя бы раз отступит от придуманной им истории, то подвергнет жизнь Маскарона опасности.

– Ты чем-то похожа на нее, – заметила Бетси, принимаясь укрощать непослушные локоны Габриель. – Вот так подойдет. – Камеристка внимательно посмотрела на отражение Габриель в зеркале и отступила на шаг. – Знаешь, что я думаю?

– Что? – спросила Габриель.

Полное лицо Бетси расплылось в странной улыбке.

– Я думаю, что ты можешь стать кем-то вроде той обезьянки. Точно. Ты еще поводишь господина за нос, если я что-то понимаю в этой жизни.

Габриель оторопела от неожиданности. А к тому времени, как она наконец открыла рот, чтобы задать мучавший ее вопрос, Бетси и след простыл.

Как и следовало ожидать, откровения Бетси по поводу Кэма пробили брешь в решительном неприятии Габриель своего похитителя. Девушке оставалось только гадать, умышленно ли камеристка стремилась к такому эффекту. Если да, то план Бетси увенчался успехом, поскольку теперь, думая о Кэме, Габриель не могла самым естественным образом не посочувствовать тому, что пережил англичанин в детстве и молодости. Поймав себя на том, что придумывает, как пробить стену, которой англичанин отгородился от всех остальных, она тут же себя осадила. Этот человек был ее врагом. Он остался равнодушен к ее судьбе. И с ее стороны будет глупо не отплатить ему той же монетой.

Так размышляла Габриель, когда ей сообщили, что его светлость ждет ее в библиотеке. В коридоре Габриель встретила лорда Лэнсинга.

– Боже правый, ума не приложу, что на него нашло, – сказал он.

– Что случилось? – спросила девушка.

– Ты не обязана делать того, чего не хочешь. Помни об этом. Я поддержу тебя, что бы ты ни решила.

Эта лаконичная реплика встревожила Габриель.

– Саймон, что?..

– Габриель!

У девушки чуть сердце не выскочило из груди. Она повернулась к балюстраде и посмотрела вниз. Англичанин стоял в проеме двери на пороге библиотеки.

– Спускайся, Габриель. Мне нужно поговорить с тобой, – приказал герцог.

– Тебе лучше спуститься, – посоветовал Лэнсинг и ушел.

Расправив плечи, Габи медленно спустилась по лестнице, держась рукой за перила. На последней ступеньке Габриель остановилась. Луиза Пельтье, с горящими глазами, удалялась из библиотеки. Ни слова не было сказано, когда Луиза, оттолкнув соотечественницу, подошла к лестнице и побежала вверх по ступенькам.